Напишите, , два синквейна! 1) "крестьяне" (из произведения а.н. радищев "путешествие из петербурга в москву". и 2) это о самом "а.н.радищев".

Крепостные  угнетаемые ,эксплуатируемые  надрываются ,не отдыхают ,нищенствуют  крепостное право истребляет народ              протест о радищеве патриот  неравнодушный ,уязвлённый  пишет ,протестует ,печатает  "бунтовщик ,хуже пугачёва" (екатерина -2) каторга .

Сутра у меня было жуткое, прямо-таки похоронное настроение - в этом лесу убили лешку басоса, моего самого близкого друга и, наверное, лучшего парня на земле. и хотя погиб он недели три назад, я весь день невольно думал о нем. я находился тогда на , а когда вернулся, его уже похоронили. мне рассказали, что на теле было множество ран и тяжелые ожоги - перед смертью его, раненного, крепко пытали, видимо, стараясь что-то выведать, кололи ножами, прижигали ступни, грудь и лицо. а затем добили двумя выстрелами в затылок. в школе младшего комсостава пограничных войск почти год мы спали на одних нарах, и его затылок с такими знакомыми мне двумя макушками и завитками рыжеватых волос на шее с утра маячил у меня перед глазами. он воевал три года, а погиб не в открытом бою. где-то здесь его подловили - так и неизвестно кто? ! - подстрелили, видимо, из засады, мучали, жгли, а затем убили - как ненавидел я этот проклятый лес! жажда мести - встретить бы и посчитаться! - с самого утра овладела мной. настроение настроением, а дело делом - не поминать же лешку и даже не мстить за него мы сюда приехали. если лес под столбцами, где мы искали до вчерашнего полудня, война как бы обошла стороной, то здесь было совсем наоборот. в самом начале, метрах в двухстах от опушки, я наткнулся на обгоревший штабной автомобиль. его не подбили, а сожгли сами фрицы: деревья тут совсем зажали тропу, и ехать стало невозможно. немного погодя я увидел под кустами два трупа. точнее, зловонные скелеты в полуистлевшем темном обмундировании - танкисты. и дальше на заросших тропинках этого глухого, чащобного леса мне то и дело попадались поржавевшие винтовки и автоматы с вынутыми затворами, испятнанные кровью грязно-рыжие бинты и вата, брошенные ящики и пачки с патронами, пустые консервные банки и обрывки бумаг, фрицевские походные ранцы с рыжеватым верхом из телячьих шкур и солдатские каски. уже после полудня в самой чащобе я обнаружил два могильных холмика месячной примерно давности, успевшие осесть, с наспех березовыми крестами и надписями, выжженными готическими буквами на свет-лых поперечинах: karl von tilen major 1916 - 1944 otto mader ober-leutnant 1905 - 1944 свои кладбища при отступлении они чаще всего перепахивали, уничтожали, опасаясь надругательств. а тут, в укромном месте, пометили все чин чином, очевидно, рассчитывая еще вернуться. шутники, нечего там же, за кустами, валялись санитарные носилки. как я и думал, эти фрицы только кончились здесь - их несли, раненных, десятки, а может, сотни километров. не пристрелили, как случалось, и не бросили - это мне понравилось. за день мне встретились сотни всевозможных примет войны и поспешного отступления. не было в этом лесу, , только того, что нас интересовало: свежих - суточной давности - следов пребывания здесь человека. что же касается мин, то не так страшен черт, как его малюют. за весь день я наткнулся на одну, противопехотную. я заметил блеснувшую в траве тоненькую стальную проволоку, натянутую поперек тропы сантиметрах в пятнадцати от земли. стоило мне ее задеть - и мои кишки и другие остатки повисли бы на деревьях или еще где-нибудь. за три года войны бывало всякое, но самому разряжать мины приходилось считанные разы, и на эту я не счел нужным тратить время. обозначив ее с двух сторон палками, я двинулся дальше. хотя за день мне попалась только одна, сама мысль, что лес местами минирован и в любое мгновение можно взлететь на воздух, все время давила на психику, создавая какое-то паскудное внутреннее напряжение, от которого я никак не мог избавиться. после полудня, выйдя к ручью, я скинул сапоги, расстелил на солнце портянки, умылся и перекусил. напился и минут десять лежал, уперев приподнятые ноги в ствол дерева и размышляя о тех, за кем мы охотились.    (в.богомолов. в августе 44-го).