Мини-сообщения романс о романсе, и о романс тонкая рябина

203

358

Посмотреть ответы 2

Ответы на вопрос:

AgataKlemen03

Музыка

4,7(35 оценок)

не довольно ли нам пререкаться,

не пора ли предаться любви,

чем старинней наивность романса,

тем живее его соловьи.

толь в расцвете судьбы, толь на склоне

что я знаю про век и про дни,

отвори мне калитку в былое,

и былым мое время продли.

наше ныне нас нежит и рушит,

но туманы сирени висят.

и в мантилье из сумрачных кружев

кто-то вечно спускается в сад.

как влюблен он, и нежен, и статен,

о, накинь, отвори, поспеши,

можно все расточить и растратить,

но любви не отнять у души.

отражен иль роялем

свет луны - это тайна для глаз,

но поющий всегда отворяет

то, что было закрыто для нас.

блик рассвета касается лика,

мне спасительны песни твои,

и куда б ни вела та калитка,

подари, не томи, отвори,

и куда б ни вела та калитка,

подари, не томи, отвори.

hitechnic669857

Музыка

4,4(21 оценок)

Восточная о доблестном менте дошло до меня, терпеливый читатель, хоть и не сразу, что не слыхал ты еще об отважном менте акбардине и том, как он добыл несметные сокровища. а эта, достойная записи шилом на спине неверного, давно тревожила мою душу. однажды, темной ночью, когда благонадежные граждане халифата принесли хвалу эмиру и опустились почивать со своими женами, доблестный мент акбардин обходил светлые улицы, не пренебрегая однако и темными. был он хорош собой – крепок, кривоног и глаз его правый был зорок. заглянув за лавку буут-аль назара, достославного торговца заморскими притираниями, отважный акбардин почувствовал чье-то мерзкое дыхание. свершив свое дело – ибо долго бродил он по светлым улицам, не пренебрегая и темными, акбардин пошел на запах. и открылось мне, что увидел он грязного панка, спавшего в картонной коробке из-под заморских притираний. был это панк из панков, с мерзким лицом, ужасной фигурой и велосипедным звонком в правом ухе. а запах его устрашил бы и более отважного, чем акбардин, не страдай он в тот день от насморка. – вставай, грязный панк, неугодный эмиру! – воскликнул акбардин. – ибо я, мент от рождения, акбардин сын аладдина, отведу тебя в позорное узилище. грязный панк проснулся и закричал: – кто ты, смеющий посягать на мой сон? ибо я ужасен, проснувшись с похмелья! но акбардин достал свою дубинку, и панк, упав на колени, взмолился: – о, не бей меня холодной резиной, акбардин сын аладдина! я не просто панк, я панк из панков! я открою тебе великие тайны и к несметным сокровищам! только не бей меня по почкам, а также по тем местам, которые подсказывает тебе богатая фантазия! – что ты можешь мне дать, грязнейший из грязнейших? – поразился акбардин. – крепка моя хижина, и каждый день я имею хлеб с молоком, а по пятницам – да святится имя эмира! – большую рыбу в маленькой железной баночке. – о, я тебя могущество самого эмира! – воскликнул панк. – и знай же, что я бы и сам получил его – но мне в лом. у тебя будет столько жен, сколько дозволено, и столько наложниц, сколько захочешь, и столько вкусной рыбы, залитой соусом из помидоров, что она не полезет в твои уста! – говори же, если есть тебе, что сказать, – повелел акбардин. и грязный панк – да забудется всеми его имя: киндерсюрпризбек, рассказал: – знай же, мудрейший из ментов и ментовейший из мудрейших, что происхожу я из славного рода киндерсюрпризбеков, да не оскудеет он. и был я славным ребенком и добрым юношей, пока судьба не покарала меня за многочисленные грехи. и решив, что все мне дозволено, отправился я в путешествие. и шел долго, ибо был пьян. и дошел. и… – – воскликнул акбардин. – и! – развел руками грязнейший из панков. – так что же мы ждем? – удивился акбардин. – мой мотоцикл быстр, а дубинка резинова! устрашим же сами себя! и они вскочили на мотоцикл мента, причем акбардин сел впереди, а презреннейший из панков, да забудется всеми его имя – киндерсюрпризбек, сзади. и набегающий воздух обдувал акбардина, и дыхание его было легко. а протертые шины скрипели на поворотах, и скрип тот был ужасен.