vikysikrusinova

23.12.2022 04:57

Русский язык

Есть ответ 👍

Один раз в жизни мне довелось оказаться настоящим мошенником. мы были на практике в чужом городе, на большом авиационном заводе.шла вторая весна войны, и, надо полагать, авиационному заводу хватало забот помимо того, чтобы путаться с желторотыми практикантами. и тут подтвердилась лишний раз древняя мудрость: праздность является матерью всех пороков. если бы мы, отстояв свою смену, усталые, пусть даже трижды голодные, приходили в заводскую столовую вместе с рабочими, садились с ними за столики, обедали, разговаривая о нашей же работе и чувствуя себя равными среди равных, нам, я уверен, и в голову не пришло бы сделать то, что мы сделали однажды. известно, что подростки - самый прожорливый народ. значит, мы еще не вышли из подростков, если могли бы, так нам казалось, есть беспрерывно с утра до вечера. но с завтраком мы справлялись быстро, с обедом - тоже (если не считать задержек из-за подавальщиц), а ужинать нам не приходилось вовсе, ибо все, что можно было съесть, мы съедали гораздо раньше. и вот как-то после обеда яшка звонарев вынул из кармана измятый талончик-такой же,по какким нам выдавали хлеб. -на полу подобрал.таких из одного листа тысячу нарезать можно.однако - хлеб! в этой бумажке содержится двести граммов хлеба.азнаете у нас будет куча хлеба, братцы, вот - с этими словами яшка нарисовал на ладони чернилами: "13 июня 1942 года", дал чернилам высохнуть, подышал на них, как дышат в канцелярии на печать, и приложил к бумаге. на бумаге обозначились цифры и буквы. но были они бледные, а кроме того, читались наоборот. однажды генка серов ничего не говоря, вышел и пропадал около двух часов. появился он загадочно сияющий и положил на стол приспособление, при которого в кинотеатрах ставят на билеты число, месяц и год.с этого приспособления мы напечатали целую гору талончиков,неотличимых от тех,которые нам выдавали в заводской столовой. когда мы пришли в столовую,яшка обвёл всех тревожным взглядом. -рискуем? после не жалеть. -клади, - ответил за всех генка серов. подавальщица - черноглазая, бледная, худая девушка - смахнула все наши билетики к себе на поднос и исчезла. мы переглянулись еще раз, и каждый, наверно, в лице другого прочитал тревогу. нет,мы не думали о том, с кого спросится за четыре килограмма хлеба, которые мы сейчас получим: с этой черноглазой и как бы девушки, или с раздатчицы, пожилой женщины с какой-то устойчивой усталостью в глазах.не думали мы и о том, что, может быть, этих четырех килограммов не хватит двадцати рабочим, отстоявшим у станка десять или двенадцать часов. но зато впервые мы задумались о том, что будет с нами самими, если нас неожиданно разоблачат. я вдруг явственно увидел, что наснемедленно исключат из техникума.мало того, нас, конечно, по законам военного времени, будут судить. много не дадут, но даже одного года в лагерях достаточно для того, чтобы переломалась и на десятки лет вперед вылетела из колеи вся жизнь. вот движения девушки замедлились. она снова начала перебирать все бумажки. раздатчица, пожилая, усталая женщина, вместе с ней наклонилась над бумажками. они перебрали их раз; начали перебирать снова, - видимо, тщательно пересчитывали. потом раздатчица что-то спросила у девушки. девушка кивнула головой в нашу сторону, и раздатчица стала искать глазами нас, и нашла, и долго смотрела на нас, как бы обдумывая. как теперь все будет дальше? наверно, раздатчица сейчас уйдет куда-нибудь в задние комнаты и позвонит по телефону.ну точно! раздатчица вытерла руки полотенцем и уходит. вместо нее на раздаче появляется подмена - другая, тоже пожилая и тоже усталая женщина.а черноглазая как ни в чем не бывало ставит на большой деревянный поднос тарелки с супами и кашами, а также тарелку с хлебом. хлеба на тарелке восемьсот граммов.на тарелке с хлебом, на дне, под аккуратными черными ломтиками лежат наши талончики. прежняя раздатчица снова появилась в окне. но мы не смотрели в ее сторону. нам стыдно. мы, обжигаясь, не разбирая вкуса, съедаем гороховый суп, обжигаясь, глотаем безвкусную саговую только сейчас, спустя двадцать лет, я подумал о том, что мы ушли тогда из столовой, не сказав ни черноглазой девушке-подавальщице, ни пожилой женщине на раздаче, с безнадежно усталыми, военного времени глазами.